Правдивые и доподлинные записки о Мандельшпроте, найденные в фисгармонии бывого Пуськинского Дома настройщиком роялей Василиском Бурляевым. Charitas omnia kredit - Алексей Козлов

Как сейчас помню, в 1914 году выловили-таки неуловимого Мандельшпрота и забрили в армию рекрутом-добровольцем Плевны. Сначала он летал на ероплане «Иван Муромец» и швырял фунтовые сливочные бомбы на замешкавшихся немцев и австрийских венгерцев, где и отличился во время очередного летнего отступления и был награжден Георгием. Народный заступник. Георгин. Вознесись над нами, о великий Блинноуэйский Чипс! Потом его за какие-то мелкие грешки и революционную агитацию перевели в Кавалерийский Императорский полк, где он оказывал в полковом клубе весьма благотворное влияние на лучшую половину человечества баб и всякие гадкие любезности дамам говаривал и трогал их за разные части мест руками. Женофил-собиратель. А было это в Мордегундии, немецком княжестве. А женщины в Мордегундии – сами знаете какие. Не мне вам объяснять, какие женщины есть в Мордегундии. Ох, какие фемины! Какие бабы! Пальчики оближешь! Мисс Задница Мира. Я бы и сам поимел Георгия, кабы в Мордегундию вовремя попал. Я бы их там поучил разным штучкам, если бы не эта несправедливость. Жаль не знаю латыни, а то сказал бы. Вражья рать! Факин Лав! Каму с утра. Изнемогаю в алчьбе!

Корабль.Корабль летит вперед на всех парах,Зеленых волн разбрызгивая яд.Ты – Ростра с нежным звоном на устах,Оскалы скал твой нежный дух манят.

Вам!Какое мне дело до Вас,Спешащих низомНитью шагов кружево вить-Из грязи я слеплю себеКрыльцо под карнизомИ буду в нем жить,Иногда выглядываяИ обозревая круглые шляпыИ нецензурные лица домов,Канализационные кляпыСо свитой бетонных столбов.А когда вечерний мракНачнет скрадыватьЧистых витрин плавленое олово,Я буду из дырки нагло выглядыватьИ плевать Вам на головы!

Ряды ФурьеКакой еще Фурье-Какой-то бред дремучий.Как будто я в лесу,И, заблудившись вдруг,Остановился перед муравьиной кучей.

21 августа 1932 г.

Иногда, иногда даже стесненные обстоятельства жизни, скудость или даже полное отсутствие информации не только не останавливают интеллектуальное развитие, но даже дают мощный толчок. Эта явная странность может иметь разумное объяснение, если учитывать простое свойство мозга – обрабатывать и пестовать малое с большим энтузиазмом. Пресыщенность заставляет выбрасывать лишнее в не очень приятных для глаз формах. Сейчас у меня есть немного книг, но как они расцвечивают мою жизнь, каждая страница развертывает такую панораму, что у меня временами захватывает дух, Честное слово, как тут не разразиться гимном честной бедности?

КошелекЗакрою сердце на замок,Отвергну руку друга,Лишь потому, что кошелекНе издает ни звука!Мне белый свет уже не бел,Я грустен стал и вял,Мир хорошел, а я худел,Он шел, а я стоял.Закрою сердце на замок.Какая это мука,Когда печальный кошелекНе издает ни звука!Чтоб миру доказать, что честьСвою мы не украли,Нам нужно бочку соли съестьИ выпить чан печали.Слукавит умник в свой черед,Ведь он умен и так.Дурак бедняге не соврет,На то он и дуракИз козьей маковки рагу,У корня зла приляг.Солжет правдивый дураку,На то он и дуракВсего важнее в дуракеТо, что он потерялИ жмет ботинок той ноге,Которой явно мал.

Бог с тобой!Коль порох сух, то – Бог с тобой!Монета есть – кошель тугой.С желудком полным дуралейНа небо смотрит веселей.А если все наоборот,Сиди, дерьма набравши в рот.Все тяжелей идти впередИ кажется, что нетВесенних слов, которым сводВручает лучший свет.

Чем ты жил? Бабку кокнул? Да! В то время Мандельшпрот был росл, статен, сурмян. Кандыбобер. Усов не носил принципьяльно, хотя его не раз подталкивали к этому его собутыльники, коллеги-баснописцы и сослуживцы пера. Лука. Зато бороденка его была великолепна, в серебряном окладе с чернью. Веймарский Филистер. Голос его был истошен, как Иерихонская труба на рассвете цивилизации планиды Земли, слог прост и доходчив до омерзения. Лоботряс. Что тут- Особенно нравились всем его большие выразительные выпученные очи, слегка остекленевшие и как бы на выкате личика. Фаюмский портрет. «Барин, ну истинный барин, голосок бархатный», – шептались мужики в народе. Лицо опившегося вермутом младенца. А достиг он такого великолепного ветеринарного эффекта ежедневным употреблением спирта с натуральным неженским огурьцом. Только помирая, секрет свой выдал, гадость ползучая! Мистик! И последние будут последними. Роза в свинарнике! О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!

Чтобы проснуться счастливым«Другие за блага дерутся,Но ты на столетье усни,Чтобы счастливым проснутьсяВ самые Лучшие Дни.В запретные долы приди же…»Кружилась его голова,Когда он впервые услышалСогбенного старца слова.В день летний в овраге зеленом,Где полз паутиною дрок,Заснул он……И с трепетным стономПроснулся в назначенный срок.Глаза протерев, он воззрился:По глади бесплодных степейДымящимся клубом катилсяБездомный глухой суховей.И здесь в пустоте опаленнойРастресканной зноем землиОн вспомнил о жизни зеленой,Оставшейся где-то вдали.Он шел в опаленные дали.Кружилась его голова.И с неба надменно звучалиУмножены эхом слова:«Другие за блага дерутся,Но ты на столетье усни,Чтобы счастливым проснутьсяВ самые Лучшие Дни».

30 августа 1932 г.

Случайность – вот коварный и бездушный бог современной цивилизации. Соседнее здание, населенное местной архитектурной элитой со своими прекрасными модернистскими формами, пришедшее в совершенный упадок ввиду отсутствия ремонта, обрушилось всеми своими консолями на землю и окутало округу матовой дымной пеленой разврата. Бац – одного прибило! Бац – другого пришибло! Бах – третьего завалило! О как! И люди-то всё какие хорошие, товарищи как на подбор! Взирая на чудовищные разрушения, я со стыдом на какую-то секунду почувствовал себя Нероном, озирающим пожар Рима. Виновником несчастья оказался слесарь, менявший краны в умывальной комнате и по рассеянности пробивший слишком большую дыру в немощной несущей стене. Горе его было неизбывно. Если бы он знал хотя бы некоторые законы Ньютона, он никогда бы не допустил такого промаха. Я всегда думал, что чудовищная кувалда, которую он носил на плече, не доведет его до добра. Если бы я бил своим серебряным молоточком по колкам рояля с такой силой, у меня скоро не осталось бы объекта для применения моих талантов. Вот бы увидеть, как рушится и полыхает Эмпайр Стейт Билдинг – его название звучит не менее чеканно, чем присяга, данная мной советской родине, нашей державе! Фановой, запевай! Ать! Бать! Тать! Драть!

Новые временаГрусть моя – испепеленье воли.Старый Джокер,Что ты смотришь вниз-Сатаной начертанные ролиКлоуны исполнили на бис.Завершилось время тихим всхлипом.Хохот оборвался. Тишина.Отчего же ты припала к липамС ликом обмороженным, страна-Отчего ты смотришь, не мигаяЩепки рубят, долу лес летит.Я не слышу более средь лаяСладостные звуки аонид,Не Шанелью освященный запах.Я не умер, но и не живу.Пред лотками на куриных лапахМолох, воздаю тебе хвалу.Ты нас обокрал и обескровил,Превратил в руины города.Кончилась любовь на полуслове,Полувздохом кончилась мечта.Новый век. Кровавые кумиры.День, как ночь. Цепь зла и на часахТри кита, на коих сфера мира:Жадность, Похоть и звериный Страх.Грусть моя. Моя. Не оттого ли,Старый Джокер, все ты смотришь вниз-Сатаной начертанные ролиКлоуны исполнили на бис.

18 сентября 1932 г.

Что бы ни говорили, а я не могу найти убедительных причин, способных отвратить меня от исполнения долга с мужеством и стойкостью, достойными Гомера или Вергилия. Сегодня кактус, мой бедный кактус, чье место на окне было безусловным, как скрижали Вильгельма Оранского, засох. Целый год я боролся за его жизнь, поливая благодатную почву в горшке вином, чаем и кофейной гущей. Мои усилия оказались напрасны. Борьба за чью-то сомнительную жизнь – это всегда борьба с природой! По всей видимости, его жизненные силы были подорваны какими-то внутренними причинами. Я вынес мой бедный кактус во двор и, воздев горестные глаза к небу, произнес короткую, но очень красивую заупокойную речь, более похожую на молитву францисканца. Затем я вывалил его из плошки вместе с землей. Он мягко упал в мусорный ящик, и я новыми глазами в последний раз узрел его бездыханное, утыканное иглами тело. Острая жалость к другу в течение всей ночи не давала мне спать. Если горестная бессонница продолжится, то моя плоть не устоит перед искусом лунатизма. Как трудно порой противостоять своим естественным инстинктам и ставить перед жалостью защитные барьеры, когда обладаешь тонкой и чувствительной душой, трепещущей и взмывающей при каждой дисгармонии мира. Кто сможет понять и оценить мои метания? Кто увидит их в свете всеобъемлющей любви, наполняющей мироздание?